Сфабрикованное уголовное дело и отравление. Сын Михаила Маринича рассказал историю своего отца

За 26 лет правления Лукашенко многие лидеры пытались сместить диктатора с кресла президента. Естественно, законным способом, участвуя в выборах. Одним из таких людей был Михаил Маринич. Однако власть не простила Михаилу попытку стать беларусским лидером и в 2004 году Маринича посадили по ложному обвинению в тюрьму, в которой его в итоге отравили.

Сын Михаила Маринича — Павел (основатель платформы ZUBR и Маланка-медиа) рассказал в интервью KYKY.ORG историю своего отца, о его вере, упорстве, и о том, как это все повлияло на него. Публикуем выдержки из этой большой и сложной беседы.

Выборы 2001, арест и отравление

Когда отец объявил о своем желании баллотироваться в 2001-м, ему позвонил Николай Лозовик (бывший секретарь ЦИК Беларуси – Прим. KYKY) и открытым текстом сказал: «Миша, можешь даже не пытаться. Даны указания, чтобы твои подписи были признаны недействительными». Это показательная история, как Лукашенко уничтожает своих конкурентов. Но у моего отца была иллюзия, что его допустят, что не посмеют осудить и посадить в тюрьму просто так. И уж тем более никто не думал, что его посмеют отравить.

Выбыв из предвыборной гонки, как и предполагалось Николаем, отец тем не менее не пытался выехать из страны, хотя было, наверное, очевидно, что Лукашенко ему не простит участия в кампании.

Отец всегда верил в какую-то высшую справедливость. Идеалист – такой вот человек был.

Несколько лет до задержания люди из КГБ основательно под него копали: и по работе в министерстве, и в посольстве. Искали компромат: хоть что-то, хоть доллар, который бы мог прилипнуть к его рукам. Ничего не нашли. Поэтому подбросили пистолет и фальшивые доллары. В суде оказалось, что деньги собирали по всей республике – номера этих банкнот фигурировали в других уголовных делах и были изъяты как вещдоки. То есть эти деньги должны были находиться в сейфах КГБ, а не в машине у Маринича.

Пистолет подбросили к нам на дачу – засунули под шкаф. Есть информация, что оперативников, которые дежурили под нашим домом, вдруг отозвали с поста. Когда они вернулись, одно из окон на даче было разбито, а потом почти сразу приехала следственно-оперативная группа и нашла пистолет. Мы же потом заказали молекулярно-генетическую экспертизу на частицы. Если бы пистолет побывал в руках у моего отца или хотя бы в его кармане, частицы бы остались. Но экспертиза показала, что этот пистолет никогда даже рядом не был с моим отцом. И все обвинения тогда сняли.

Но дело нужно было завести, поэтому выдвинули другую версию, будто мой отец сам у себя – у своей НГО – украл копировальную технику, переданную ему лично американским посольством в безвозмездное пользование. На суде представитель посольства США требовал выпустить Маринича – у американцев не было никаких претензий. Более того, их сильно возмущало, что техника, которую они передали моему отцу, была изъята в пользу государства без какого-либо объяснения. Они требовали вернуть их собственность, но им так ничего и не вернули.

Когда моего отца этапировали в колонию, никто об этом не знал. Две недели мы его искали с адвокатами, а потом нашли в оршанской колонии. То есть две недели его везли из «Володарки» в Минске в Оршу. Что с ним происходило – никто не знает. И нашли его, когда Светлане Калинкиной (журналист, главный редактор БДГ, шеф-редактор газеты «Народная Воля» – Прим. KYKY) позвонил какой-то офицер и сказал: «Выводите людей – Маринича убивают. У него инсульт, но помощь ему не оказывают. Если ничего не изменится, он умрет». После того, как статью напечатали в «Народной Воле», люди вышли на улицы. Да, был разгон, но из-за поднявшегося шума к моему отцу пустили доктора и оказали помощь. После этого под давлением международного сообщества его перевели в больницу при колонии №1 на Кальварийской в Минске. Сейчас уже нет той колонии – снесли. У моего отца всегда было отменное здоровье. Я – человек спортивный, но не мог угнаться за его темпом зарядки.

У отца не было сомнений, что его отравили. И еще ситуацию усугубило неоказание помощи тогда, в тюрьме. Надзиратель просто подходил к камере и смотрел, когда же он умрет, чтобы сообщить кому нужно. До сих пор благодарю Светлану Калинкину и других людей, которые подняли шум и спасли жизнь моему отцу.

Инсульт был вызван именно отравлением, я уверен в этом, можно ведь подмешать разную химию, чтобы спровоцировать повышение давления и кровоизлияние в мозг. У меня есть весь список причастных. И если кто-то думает, что уничтожил дело и следов не осталось – это не так. У меня на руках остались все материалы и списки, и эти люди еще ответят по всей строгости закона. Я буду добиваться справедливого правосудия и просто так это не оставлю.

На данный момент все материалы уголовного дела моего отца уничтожены – брат хотел получить недостающие справки, но ему отказали, сославшись, что такого дела больше нет. Тем не менее, когда шло следствие, адвокатам удавалось делать копии документов, но когда отца уже поместили в колонию, это стало делать сложнее. Я лично ездил к начальнику колонии. Он тогда побоялся находиться со мной в одном кабинете, поэтому собрал еще каких-то людей. И мне отдали некоторые документы.

Выборы 2010, выезд из страны, отношение к происходящему сегодня

В 2010-м я был в команде Андрея Санникова во время предвыборной кампании. И когда пришли с обыском к маме по месту моей прописки – сомнений не оставалось, что нужно уезжать. Почти вся наша команда к тому моменту была уже в СИЗО КГБ, а я скрывался на конспиративной квартире. Иллюзий относительно банды Лукашенко тоже не было – в стране было находиться опасно. Я пересекал российско-латвийскую границу. У меня была шенгенская виза, поэтому особых сложностей не возникло. Единственное – была зима, дикий холод, а границу пришлось переходить пешком. Латышские пограничники, правда, меня пожалели: посадили на проходящую мимо фуру. Так я добрался до Риги. А потом уехал в Вильнюс.

То что происходит сегодня, говорит лишь о том, что у Лукашенко окончательно сорвало крышу.

Он задействовал все ресурсы репрессивного аппарата, развязывая войну с собственным народом. Но если для него это – оккупационная война, для нас – освободительная. Хотя я могу понять и людей, которые воспользовались гуманитарным коридором – лучше уехать, чем получить срок. И, как мне кажется, репрессии в Беларуси в ближайшее время будут только усиливаться. Я полностью согласен с диагнозом, который поставил Лукашенко психиатр Дмитрий Щигельский: мозаичная психопатия. Я не доктор, но видно, что у власти сегодня находится невменяемый человек. И я удивляюсь, почему его ближайшее окружение, хотя бы из чувства самосохранения, не наденет на него наручники и не сдаст в дурдом. Потому что с каждым новым преступлением эти люди только наматывают себе новые сроки.

Я не верю, что Лукашенко уйдет сам. Для него вопрос власти – это вопрос личной безопасности, поэтому он будет цепляться до последнего. Он же сам говорит: «Если я уйду – что буду делать?». Это не вписывается в его картину мира. Для этого человека ничего не существует, кроме власти – ему не нужны ни деньги, ни слава. Ради власти он готов даже устроить геноцид собственного народа.

Летом казалось, что все могло быть иначе, но… Лидеры оппозиции в какой-то момент не смогли четко сформулировать повестку. Можно увидеть, какая разница в высказываниях в сентябре 2020-го и сейчас. Хотя я говорил всегда, что Лукашенко понимает только язык силы – с ним нужно действовать жестко. Даже Сергей Тихановский говорил об этом супруге. Нельзя играть в шахматы с соперником, который бьет доской по голове. В прошлом году был реальный шанс переломить ситуацию, но беларусам нужно было пройти свой путь взросления.

Я списываю это на то, что Светлана Тихановская – достаточно молодой политик. Я не имею к ней претензий – она колоссально выросла с сентября 2020-го. Но вокруг нее оказались люди, которые не дали предпринять каких-то жестких конкретных действий. В первую очередь, объявить и назвать ее единственным законно избранным президентом Республики Беларусь. Она признала себя национальным лидером только спустя полгода, анонсируя платформу «Голос». Сколько за это время людей оказалось в тюрьмах? Если бы все произошло вовремя, ситуация могла бы переломиться. И мы бы уже жили в новой Беларуси без Лукашенко, но все произошло так, как произошло.

У нас с Тихановской была встреча. Мы поговорили: я просил Светлану, чтобы она быстрее признала себя законно избранным президентом Беларуси. Она ответила: «Паша, я не готова. Не дави на меня». И я занялся своими делами. Например, запустил Malanka Media. Но я уверен, что если бы Мария Колесникова сегодня была рядом с Тихановской, Светлана бы чувствовала себя увереннее. Могла быть совсем другая диспозиция и сценарий.

Сегодня идет война, хоть многие и ушли в подполье. На заводах устраивают «итальянки», выводят из строя оборудование, массово увольняются. Только все это происходит без лишнего шума – в этом вся разница. И это только вопрос времени, когда действующая система рухнет – я уверен в этом. Но что станет конечным триггером открытого противостояния сказать сложно – это непредсказуемо.

Я согласен с высказываниями Андрея Илларионова: каждый народ имеет право на восстание – в этом нет ничего плохого. Это право закреплено даже во Всеобщей декларации прав человека ООН. Когда происходит геноцид и остро стоит вопрос выживаемости – хороши все методы. В свою очередь санкции лишат режим Лукашенко всех валютных поступлений – откуда брать деньги, чтобы спонсировать репрессивный аппарат? Недавно к этому процессу подключился еще и Госдеп США, а это уже серьезно. Европейские компании больше не будут торговать с диктатором (даже если очень захотят), иначе автоматически попадут в санкционные списки США. Никто не пойдет на такой шаг в здравом уме. Нужно было сразу делать ставку на отраслевые санкции США, а не фокусироваться на Европе.

Проект ZUBR, Маланка-Медиа и угрозы

При помощи платформы ZUBR нам удалось каждого избирателя сделать наблюдателем.  И помимо фото бюллетеней люди присылали другой контент с участков – была невероятная активность. За лето 2020-го беларусы стали совсем другими – я не ожидал, что все так произойдет. И в том числе благодаря этой активности весь мир не признал выборы в Беларуси, не признал легитимность Лукашенко. Результаты находятся в открытом доступе и их использовали, в том числе, исследовательские институты.

Кроме того, наши программисты участвовали во многих значимых проектах, например, создании Единой книги регистрации преступлений – это фактически готовая цифровая прокуратура. Многие недооценивают этот проект, но мало кто знает о его масштабе и качестве собранных материалов. И сегодня совместно с «Голосом», «бабариковцами» и правозащитниками мы готовим к запуску еще один интересный проект – скоро анонсируем.

Плюс, как упоминалось выше, занимаюсь проектом Маланка-медиа. За четыре месяца мы вышли на четвертое место по просмотрам в Беларуси. Во многом это произошло благодаря команде. 

Из моей деятельности мне постоянно идут угрозыв мессенджерах последние десять лет – шизофреников хватает. После того, как убили Борю Немцова, Пашу Шеремета, моего отца, я прекрасно понимаю, что на войне как на войне. И я даже не думаю об этих угрозах, не придаю им значения – все это уходит на второй, третий план.

То, через что сейчас проходят политзаключенные, – ад. И об этом нельзя забывать ни на секунду. Например, Николая Статкевича круглосуточно пытают речами Лукашенко. Коля – сильный и смеется над этими методами, но все-таки… Это давление на психику и садизм. Хотя я уверен, что он стойко перенесет это испытание, – как и другие беларусы, осужденные за свои политические убеждения.

И только от нас с вами сегодня зависит, как долго наши герои будут находиться в заключении. А пока – ни на секунду нельзя забывать об этих людях и идеях, за которые они сражаются.

Павел Маринич: cвобода стоит дорого