Спрятаться не получится

Как происходят протесты в маленьких городах? И почему жителям регионов гораздо сложнее активно выражать гражданскую позицию, чем минчанам. Рассказываем.

Белорусский протест, начавшийся в августе 2020-го года, по многим причинам уже назван уникальным. И потому что это противостояние народа с последней диктатурой в Европе изначально носило и носит мирный характер. И потому что события всего 2020 года продемонстрировали сформированность белорусского гражданского общества и нации в целом. Но внутри страны особенно важным стало то, что впервые за 26 лет в протесте приняли участие все слои общества и жители абсолютного большинства населенных пунктов.

«В регионах гораздо сложнее выходить на акции»

Беларусь — достаточно большая страна по европейским меркам, здесь 113 городов, 90 поселков городского типа и около 23 200 сельских населенных пунктов. На уровень жизни и общественные настроения влияют десятки факторов: удаленность от Минска, западное или восточное расположение относительно центра, наличие крупных предприятий, развитость местного бизнеса и пр. И все же до августа 2020 года все регионы демонстрировали одинаковую политическую пассивность. Тем удивительнее была единая протестная волна в августе в буквальном смысле — по всей стране.  

Комментарий политолога , члена Координационного совета Андрея Егорова:

Ситуация с протестной активностью в разных городах может существенно отличаться друг от друга, хотя бытует стереотип, будто на местах все одинаково. Это нет так. Надо внимательно изучать, почему в одном городе люди решаются на акции просто, а в других нет. Но в целом — в регионах гораздо сложнее выходить, там гораздо больше социально-политических форм контроля.

Например, тот же контроль занятости. Люди, не имея возможности свободного выбора места работы, по сравнению с тем же Минском, гораздо сильнее боятся потерять работу. «Вот, я выйду, меня уволят, а что будет дальше?» — такие рассуждения делают человека гораздо сдержаннее.

И, соответственно, если в населенном пункте действует одно или два больших госпредприятия, обеспечивающие 70-80% рабочих мест, ожидаемо, что в таких городах протестное настроение будет ниже. Ну, и опять же, в небольших городах все на виду, как говорится». 

Что я заметил: в протестных группах, где границы четко прослеживаются — по профессиональному, территориальному или любому другому признаку — наблюдается схожесть устройства активности». Актив — это несколько десятков человек. Тех, кто присоединяются к различным формам акций, будет насчитываться сотни. А лояльных к протестным настроениям — до 80% от общего числа группы. В том же малом городе размер лояльной аудитории будет несколько тысяч человек.

Везде эта картина будет одинаковой. И невозможно организовать забастовку или массовую акцию в городе с населением в 17 тысяч, если в нем активных граждан — десять человек. Рост участников акций возможен при развитии числа активных групп либо с количественным ростом этого актива. 

Но все равно революция в регионах происходила и происходит. В сентябре платформа «Голос», проводя голосование «Я гуляю», зафиксировала ответы жителей из более 400 населенных пунктов, и это притом, что у нас более 200 городов и поселков городского типа.  Это значит, что в движении участвовала вся Беларусь, даже поселки и деревни».

Истории протестующих из маленьких городов:

Наталья. Смолевичи:

Я живу в Смолевичах, это небольшой город в 30 км от Минска. Здесь никогда и ничего не происходит и не происходило, сколько я себя помню. Так было и в этот раз.

9 августа, когда уже были названы предварительные итоги выборов, люди даже не решились выйти на площадь. Усиленные наряды милиции и не знающие, что делать, десятка три человек. Посмотрели друг на друга и разошлись. А 12 августа, когда в Минске женщины впервые стали в цепь солидарности против насилия, мы со знакомой и моей тетей тоже решили выйти. Втроем с цветами мы не простояли на площади и трех минут — нас забрали в местную милицию. Переписали данные, пытались вытянуть признание, зачем мы вышли на площадь с цветами, выдали бумажки с предупреждениями и отпустили. Но уже вечером того же дня цепь женской солидарности снова появилась в нашем городе. Это было какое-то чудо! С каждым днем нас становилось все больше и больше. 

А 16 августа мы прошли маршем по городу — и в нем приняло участие более тысячи человек. Настоящий праздник! Потом, конечно, началось давление на тех, кто собирается, нас снимали на камеры, сопровождали несколькими автомобилями. Людей стало заметно меньше. 

Вообще, у местной милиции одна цель — лишь бы в Смолевичах все было тихо. Поэтому до одного ноябрьского марша, пока мы не попали в сводки новостей, милиция протестующих не трогала.

Так что уже в следующее воскресенье милиция начала действовать: сначала  задержали десятерых человек, а потом решили постараться еще больше и к вечеру задержали целый класс одиннадцатиклассников. Дети возвращались с репетиции по танцам. Так смолевичская милиция, мечтающая быть самой незаметной, обеспечила себе мировую известность. Печальную, правда. 

Если говорить о протестах в маленьких городах, то, с одной стороны, конечно, местные милиционеры и чиновники всегда помнят, что им еще жить в этом городе, и, скорее всего, жестоко вести себя не будут. Но с другой стороны, выйти на площадь здесь тоже страшнее — людей меньше, тебя уже давно взяли на карандаш, спрятаться не получится.

И это мы не затрагиваем проблему работы: многие начальники пообещали своим подчиненным увольнение, как только те выйдут на площадь. А найти работу здесь очень трудно. Сейчас в нашем городе протесты перешли в «партизанскую» форму — ребята общаются, собираются, снимают ролики с флагами. 

Нас не стало меньше — из тех, кто ходил с нами в августе, ведь никто не перешел на сторону власти. Наоборот, знаю, как насилие и жестокость при задержаниях заставляют менять свое мнение даже тех, кто привык все последние 26 лет повторять: «Лишь бы не было войны».

Анатолий. Ляховичи:

Ляховичи — небольшой районный центр в 170 км от Минска, здесь живет около 12 тысяч человек. Это Западная Беларусь, а это значит, что здесь люди все же чувствуют себя свободнее и увереннее, чем в восточных регионах. У многих есть карта поляка, дети учатся или живут за границей, так что большинство жителей понимают, чего стоит наша «стабильность». И все же это маленький город, жителей которого нетрудно запугать. 

Тех, кого задерживают на акциях, у нас судят не в суде, а просто в отделении милиции, чтобы и свидетелей не было никаких.

Судят как в сталинские времена — «тройками»: судья, милиционер и секретарь. В актовом зале милиции, за закрытыми дверями. Причем судью не интересуют никакие объяснения, не выясняются обстоятельства, свидетели. Складывается впечатление, что они судят специально по какой-то инструкции.

Вот и мне таким образом в понедельник дали 8 суток ареста в плечи и пошел.

Так каков вывод?

Любой беларус знает, что такое пожар на торфянике: в стране болот после проведенной мелиорации такое явление не редкость. Даже если регулярно тушить огонь на поверхности торфяной почвы, очаг все равно находится на глубине нескольких метров, добраться до него невозможно. Тление может идти годами, и в итоге выгорания под ровной гладью поверхности образуются пустые пространства, в такие ямы могут провалиться и люди, и техника.

Сегодняшний протест в регионах — это пожар на торфянике, и режим рано или поздно провалится в выгоревшую яму.

Материал подготовила Наталья Новоселкина

Обложка — pexels-oziel-gomez